Один из первых украинских путешественников Николай Миклухо-Маклай за свою сравнительно короткую жизнь посетил все части света, кроме Антарктиды. Скромный, замкнутый, чурающийся славы и общества, он, тем не менее, успел поучаствовать в студенческих волнениях, стать полубогом и жениться на дочери губернатора отдаленной британской колонии. Миклухо-Маклай не боялся смерти, понимая, что это один из рисков его профессии.
Николай Миклухо-Маклай — личность уникальная даже для богатой на великих путешественников второй половины XIX века. Ливингстон, Стэнли и еще целая когорта викторианских путешественников открывают дебри Черной Африки. Шотландец Джон Стюарт пересекает Австралию. Француз Анри Муо обнаруживает в джунглях Индокитая храмы Ангкора. Немец Генрих Барт под видом арабского купца с торговым караваном проходит Сахару и добирается до легендарного города Тимбукту. Миклухо-Маклай первым из ученых исследовал Новую Гвинею. Но, по меткому выражению известного советского географа и биолога Льва Берга, Миклухо-Маклаю принадлежит особое место: «В то время как другие географы открывали новые земли, Миклухо-Маклай стремился прежде всего открыть человека».
Его наспех написанная перед смертью автобиография на неполных пяти страницах, по сути, перечень континентов, островов и архипелагов, которые ученый посетил в ходе своих изысканий. Миклухо-Маклай (и как его только не называли: «тамо-рус», «князь из Киева», «барон Маклай») заставил говорить о себе с восхищением не только Российскую империю, но и всю Европу. Однако, как это часто бывает, при жизни заслуженное научное признание к нему так и не пришло. «Его у нас не оценили… Ах, что это был за человек!» — писал о путешественнике Лев Толстой. В наши дни память о Миклухо-Маклае бережно хранят в разных уголках планеты. Его считают своим и в Украине, и в России, и в Австралии. Улица его имени есть во Львове и Москве, а памятники ему стоят в Сиднее и новогвинейской бухте Астролябия.
Казацкого роду
Николай считал себя русским, что неоднократно подчеркнуто в его дневниках и письмах, хотя и не забывал о своем, как бы сейчас сказали, «мультикультурном происхождении». В автобиографии он указал, что «представляет смесь элементов: русского, германского и польского». Помнил Миклухо-Маклай и о своей исторической родине — Украине.
Его предки родом из Украины — запорожские казаки. Прадед, Степан Миклуха, служил сотником в русской армии и отличился при взятии Очакова в 1788 году во время русско-турецкой войны, за что императрица Екатерина II пожаловала ему потомственное дворянство.
Николай родился в 1846 году в селе Языково-Рождественское Новгородской губернии. Его отец, железнодорожный инженер Николай Ильич был определен сюда для строительства участка Николаевской железной дороги, проходящей через Валдайскую возвышенность. Николай Ильич родился в Черниговской области и после окончания Нежинского училища пешком добрался до Петербурга, чтобы поступить в Институт корпуса инженеров путей сообщения. Так что путешествия — в крови у рода Миклух. Неслучайно и два брата Николая также связали свою жизнь с путешествиями: Михаил стал горным инженером, работал в Украине и разных уголках России, а Владимир дослужился до звания капитана первого ранга, командующего броненосца «Адмирал Ушаков» и геройски погиб в Цусимском сражении в 1905-м.
Николай Ильич скончался от туберкулеза, когда будущему путешественнику было лишь 11 лет. Пенсию он не выслужил, поэтому денег в семье было немного. Его супруге, Екатерине Беккер, пришлось зарабатывать черчением географических карт, чтобы дать детям образование. Она буквально пробивала им лучшие школы и учителей. Была лишь одна проблема — у ее сына Николая не ладилось с дисциплиной.
Мальчик, быстро схватывающий языки и науки, прогуливал и не учил уроки. Из училища при лютеранской церкви Святой Анны его забрали из-за проблем с дисциплиной. Из шестого класса гимназии исключили за непослушание. Николай записался вольнослушателем на отделение естественных наук физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, но и оттуда его исклю-чиливначалеї 864 года. На этот раз за участие в студенческих волнениях.
Братья Миклухи были юношами политически активными. Уже в 15-летнем возрасте Николай попал в Петропавловскую крепость во время разгона одной из демонстраций, но почти сразу же был отпущен. А его брат Михаил и вовсе стал народовольцем. Так что в 17 лет Николай оказался, как он сам пишет в автобиографии, «без права поступления в русские университеты». Выход был один — уехать за границу. «К счастью», как раз в это время молодой Миклуха тяжело заболел пневмонией. Диагноз сразу нескольких врачей помог его матери получить для сына загранпаспорт — за рубеж на лечение отпускали охотнее, чем на обучение.
Европа и Африка
Николай перебрался в Германию, где, излечившись от пневмонии, поступил на философский факультет Гейдельбергского университета. Европа поразила молодого человека своим вольнодумством и свободами. Предоставленный самому себе, Николай с головой ушел в науку, лишний раз подтверждая тезис, что человек лучше всего самореализовывается, когда его оставляют в покое — как государство, так и система образования.
Впрочем, через два года оказалось, что полицейский надзор в герцогстве Баденском все же есть. Сторонник идей Чернышевского переехал в Лейпциг, на медицинский факультет, а вскоре оказался в Тюрингии, в Йенском университете.
В Йене Миклухо-Маклай становится верным адептом учения Дарвина и увлекается антропологией. Геккель не мог нарадоваться на столь способного ученика, а потому в 1866 году без колебаний взял его с собой в экспедицию на Канарские острова. Обратно в Европу пришлось добираться через Марокко. Эта страна очаровала Николая, он переоделся в арабский костюм и с караваном отправился в Марракеш.
В 1869-м, когда открыли Суэцкий канал, Миклухо-Маклай в числе первых устремился по новому пути в Красное море. По специализации он был зоологом, а потому его цель — создание в регионе серии биологических станций. Но в порту Джидда (современная Саудовская Аравия) его ожидало препятствие: начался хадж. «Путешествие мое не совсем безопасно, — писал Николай брату. — В Джидду наезжает тьма арабов, отправляясь в Мекку; в это время они особо фанатичны и, кроме того, приезжают из таких стран, которые обыкновенно не терпят столкновений с европейцами». Помог марокканский опыт: Николай бреет голову, одевается и гримируется под араба, учит арабский язык и даже ходит со всеми в мечеть. Побывав в Каире и абиссинской Массауа, Миклухо-Маклай в июне 1869-го возвратился в Одессу.
Через Америку — в Океанию
Николаю всего 23 года, но он уже сложившийся ученый. Одна за другой выходят статьи и доклады по результатам полевых зоологических исследований. Миклухо-Маклая принимают в Русское географическое общество. Но Николай не знает покоя, он уже мечтает о большой экспедиции со стационаром на три-четыре года. Он просится в полярное плавание, однако его не берут. Тогда он задумывается о другой малоисследованной части планеты — Океании.
В октябре 1870-го Миклухо-Маклай отплывает на корвете «Витязь»… на запад. Маршрут судна лежит вначале к берегам Южной Америки, так что высадки на берег Новой Гвинеи приходится ждать более 10 месяцев.
Николай не теряет времени даром. Он проводит эксперименты по измерению температуры океанских вод на глубине, составляет антропологические заметки о чернокожем населении Рио-де-Жанейро и индейцах Патагонии, изучает материалы о каменных истуканах острова Пасхи (к сожалению, сойти на берег не удалось — стоянка была короткой) и знакомится с королевой Таити. Но это все прелюдия к главному действию: 8 сентября 1871 года «Витязь» входит в бухту Астролябия. Николай наотрез отказывается от вооруженной охраны для первого контакта с аборигенами и плывет к берегу в шлюпке лишь с двумя слугами. Безоружный, с небольшим набором подарков для местных жителей, его будущих соседей. Миклухо-Маклай рисковал невероятно. Берега Новой Гвинеи (как и большинство других островов Океании) были населены племенами, которые постоянно воевали между собой и практиковали каннибализм. Собственно, команда «Витязя» была уверена, что путешественник будет убит и съеден в первые дни, если не часы пребывания на острове.
В хижине Миклухо-Маклая, которую перед уходом помогли построить матросы «Витязя», остались жить двое слуг: спившийся шведский матрос Ульсон и подросток Бой с острова Ниуэ. Но помощь от них была разве что по хозяйству: Ульсон боялся папуасов и перманентно страдал меланхолией, а Бой довольно скоро тяжело заболел. Фактически Миклухо-Маклай, или «тамо-рус» (человек из России), как его назвали местные жители, был с папуасами один на один.
Берег Маклая
От года пребывания Миклухо-Маклая в бухте Астролябия (потом это место назовут Берегом Маклая) остался подробный дневник, который читается как роман Жюля Верна. Ученый регулярно проводил зоологические и гидрологические исследования, но главными были его этнографические и антропологические наблюдения. Несмотря на живость языка, в дневнике нет места беллетристике и дешевым сенсациям: только факты и анализ. Одним из первых Миклухо-Маклай выдвигает теорию, что каннибализм народов Океании — вынужденная мера, ответ на недостаток белковой пищи на островах (привычных нам домашних животных здесь не было, в пищу в основном использовали собак).
Его жизнь в Новой Гвинее нельзя назвать легкой: он постоянно преодолевал бытовые трудности и боролся с приступами лихорадки у слуг. Один из таких приступов стоил жизни молодому Бою — и это был самый трудный момент экспедиции. Ведь, как писал Миклухо-Маклай, папуасы считали пришельцев «какими-то сверхъестественными существами». Что придет им в голову, если они узнают, что тамо-рус и его слуги смертны? Так что тело Боя пришлось спрятать.
На следующий день папуасы стали спрашивать о Бое. Чтобы отвлечь их, исследователь проделал «опыт над их впечатлительностью». Налил в чашку спирт, потом добавил туда немного воды, которую предварительно отпил сам и дал попробовать туземцам, и зажег спирт. Эффект был неописуем: папуасы разбежались, умоляя тамо-руса «не зажечь моря».
После этого случая местные жители окончательно убедились в сверхспособностях «человека с Луны» (папуасы считали себя единственными обитателями Земли, так что пришелец мог быть только с Луны) и не волновались из-за отсутствия Боя. «Они, кажется, серьезно думают, что Бой отправлен мною в Россию», — писал Миклухо-Маклай.
Тем временем на родине его считали погибшим. Петербургские газеты напечатали некролог. На поиски смелого ученого решили отправить клипер «Изумруд», команда которого обнаружила путешественника живым. «Спасенный», правда, повел себя не как Робинзон. Он колебался, стоит ли ему покидать остров, но состояние его здоровья вызывало опасения, поэтому Миклухо-Маклай согласился подняться на борт. Тут бы ему триумфально вернуться в Россию, где его ждали переполненные лекционные залы, аудиенции на высшем уровне, работа над материалами экспедиции. Но его интересовала только полевая работа.
Отдохнув полгода на острове Ява, Миклухо-Маклай снова отправился в Новую Гвинею. Поступая как истинный естествоиспытатель, многие опыты ученый ставил на себе. В Гонконге исследовал влияние опиума на организм человека. Выкуривая одну за другой 27 трубок опиума, он тщательно фиксировал свои ощущения, а потом выпустил научную статью.
«2 часа 25 мин. Девятая трубка. Речь становится более затрудненной и менее внятной. М. замечает, что у него распух язык.
2 часа 33 мин. Одиннадцатая трубка. Походка становится нетвердой.
2 часа 50 мин. Семнадцатая трубка. Попытка пройтись (по комнате) не удается. Пульс 72, частота дыхания 28».
Тропические болезни и постоянный прием хинина (единственное на тот момент средство от малярии) подорвали здоровье путешественника. В 1878 году он перебрался в Сидней с его умеренным климатом, где сразу же развернул бурную научную деятельность и организовал первую в южном полушарии зоологическую станцию. Затем отправился в Брисбен — изучать австралийских аборигенов. Австралия стала для него вторым домом, в 1884-м он даже женился на Маргарет Робертсон-Кларк, дочери премьер-министра колонии Новый Южный Уэльс.